Надо ли в наше время много работать. Где женщине работать и как? Что нас больше всего нас мотивирует в работе

Во многих культурах есть такое утверждение, что много работать - это хорошо само по себе. Люди хвастаются, как много они работают, даже если сознают, что выглядят очень уставшими. Кажется, что много работать - это действительно хорошо, это ведет нас к результату. Но законы продуктивности говорят иначе. Важно не то, сколько мы работаем, а как и зачем мы это делаем.

Работать много - недостаточно

Любая стоящая цель, конечно, требует работы. Что-то может занять, дни, недели и даже годы. В книге Outliers есть такое предположение: чтобы стать экспертом, вам нужно провести примерно 10000 часов за каким-либо занятием. Это примерно три часа в день, десять лет подряд.

Возможно, вам кажется, что чем больше вы работаете, тем большего вы достигнете. Это, конечно, логично, но это не так.

Вы можете работать много: отвечать на все письма и звонки, выполнять все задачи из своего списка и даже помогать коллегам в процессе. Но, работая таким образом, вы никогда не возьметесь, скажем, за новый проект. И, разумеется, вы не сможете вырабатывать в себе новые умения, делать новые личные достижения. А раз так, то и никакого продвижения, кроме мнимого продвижения в карьере, вы не увидите.

Если вы студент, вы можете провести ночи напролет за книгами, но так ничего и не понять. Если вы открываете свой бизнес, вы можете часами настраивать внешний вид своего сайта, но так и не привлечь ни одного клиента.

Видите? Важно не то насколько много и долго вы работаете. Важно то, над чем вы работаете.

Работать много - губительная привычка

Работать слишком много действительно опасно для здоровья. Во-первых, вы получаете ежедневный стресс, во вторых проблемы с сердцем и, наконец, повышенную чувствительность к инфекциям, а также хроническую усталость.

Мы живем в таком мире, где нам постоянно напоминают, что мы можем делать больше. Чтобы чувствовать себя успешными, мы стремимся к карьерному продвижению и большой зарплате. Это, конечно, нормально. Но пожнем ли мы плоды своей работы, если она портит наше здоровье?

Много и долго работать - не всегда хорошо. Вам действительно пора завязывать, если:

Постоянные задержки на работе создают проблемы в семье
Вы вспыльчивы и ругаетесь с коллегами
Вы делаете ошибки, потому что слишком устали
Вы теряете видение перспективы, работа заменяет личную жизнь

Живите сегодняшним днем

Вы можете любить свою работу, но работа - это же не вся жизнь. Нужно открыть для себя ценности окружающего мира. И не забывать об отдыхе и расслаблении.
Если вы работаете на износ сейчас, чтобы хорошо жить в будущем - это, простите, глупо. Если вы работаете, чтобы получить что-то, попробуйте понять, насколько вам действительно это нужно. Если вы работаете, потому что вас мучает чувство долга, то вспомните, что это ваша жизнь и вам решать, как ее прожить.

Так или иначе, совет простой: живите сейчас, сегодняшним днем. Поймите над чем вы работаете, как и почему вы это делаете. Это гораздо эффективнее, чем много работать, изнашивая себя понапрасну.

Начнем, правда, все-таки с денег. Сколько ни иронизируй насчет «презренного металла», 77% работающих признают, что лучше всего их мотивирует хорошая оплата труда. Но значение заработанных денег для нас этим отнюдь не исчерпывается.

Что интересно - трудовые доходы имеют для нас иную «стоимость», нежели деньги, доставшиеся нам каким-то другим образом. «Современная западная культура различает «профанные» и «сакральные» деньги в зависимости от их происхождения, - объясняет психолог Анна Фенько. - Например, неожиданный выигрыш в лотерею, наследство, гонорар или премия рассматриваются как «особые» деньги, которые обычно тратятся не на повседневные нужды, а на покупку особых предметов или необычных переживаний».

Вместе с тем «профанные», заработанные нами деньги могут оказаться и ловушками. Одна из самых типичных - когда мы считаем, что наши заработки - это мерило успешности. По сути это означает, что суммы, которые я получаю, показывают, сколько я стою.

«Люди часто отождествляют себя с тем делом, которым они занимаются, - комментирует психотерапевт и бизнес-коуч Наталья Тумашкова. - Это закладывается еще в детстве, когда ребенку говорят: «Ты зачем это сделал? Ты плохой!» И он усваивает: оценка моих дел - это оценка моей личности».

Мы стремимся оставить след в мире

Когда-то философ Ханна Арендт описала два вида работы. Один из них необходим для поддержания жизни, но в процессе такой работы мы не производим того, что останется надолго. К этому типу относятся приготовление еды, стирка, уборка и прочие наши повседневные заботы, в которых нет ничего специально человеческого, и поэтому человек в этом случае выступает как animal laborans, «работающее животное». Второй тип работы, который человечество всегда ценило больше, - это производство объектов, которые нас окружают, от чашек и стульев до домов, мостов и самолетов.

«Человек творящий» не может больше пощупать то, что он производит, поэтому ему трудно радоваться делу своих рук

Мы живем не на лоне природы, а в окружении предметов, созданных нашими руками. Накопление этих предметов создает наш мир и придает ему постоянство. Именно созидание делает человека человеком - Арендт называет его homo faber, «человек творящий». Сегодня этот высший род работы - работа-созидание - стремительно размывается. Среди нас все больше тех, кто ничего не производит руками, а лишь разговаривает и стучит по клавиатуре. Так работают финансисты, страховщики, программисты, консультанты... Все они порождают, обрабатывают и перенаправляют потоки информации.

От нас требуется много знаний, усилий, креативности и воли, чтобы добиться результата, но плоды такого труда эфемерны, они не остаются в мире, не придают ему устойчивости. «Человек творящий» не может больше пощупать то, что он производит, поэтому ему трудно радоваться делу своих рук. Возможно, поэтому многие профессионалы в середине жизни чувствуют тягу к ручному труду, мечтают печь хлеб, расписывать посуду или завести собственную ферму...

Мы хотим развиваться

Зато в современном мире все более важной становится самореализация. Это слово вошло в обиход не так давно, и разные люди вкладывают в него разный смысл. Связана ли она с интересной, любимой работой? Высоким профессионализмом? С творчеством? Может быть, она зависит от того, воплотил ли человек свою мечту?

Пожалуй, проще зайти с другой стороны и описать ее через наши эмоции. Мы чувствуем себя реализованными, когда раскрываем наш внутренний потенциал, когда в работе задействованы наши способности, знания и умения. «Это ощущение себя на своем месте и удовольствие от того, что делаешь, - говорит Наталья Тумашкова. - Иногда от результата, иногда от процесса, или от того и другого вместе».

Что нас больше всего нас мотивирует в работе?

77,1% - зарплата
37,9% - возможность карьерного роста
37,3% - масштабные и интересные задачи
36,5% - комфортная атмосфера в компании
17,6% - профессионализм коллег
17,6% - возможности обучения

По данным компании KELLY, 2014.

Самореализация подразумевает умение работать, совершать усилия, вкладываться в свой труд. «Это как в любовных отношениях: чтобы их построить, мы должны в них вкладываться, - объясняет психоаналитик Мария Тимофеева. - С работой то же самое. А для этого человеку нужна внутренняя наполненность - тогда ему есть что инвестировать. По сути, это и есть либидо - понимаемое в широком смысле, как способность к любви, которую мы можем направить на разные объекты. Те, у кого есть этот внутренний ресурс, способны много и трудно работать. Но они получают такую отдачу - удовлетворение, удовольствие, радость, - что этот ресурс не иссякает, а только пополняется».

Самореализация не требует карьерного роста: построение карьеры считают мотивирующим фактором всего 38% россиян

А как же быть со стереотипом, что нам дает больше удовлетворения творческая работа? «Я думаю, что самореализация - это всегда про творчество, - рассуждает Наталья Тумашкова. - Только творить можно по-разному. Есть такая притча. В пустыне путник встречает человека, катящего тяжелый камень, и спрашивает: «Что ты делаешь?» - «Не видишь, толкаю камень, мучаюсь». Другого такого же встречает: «Что ты делаешь?» - «Зарабатываю в поте лица на свою семью». Третьего встречает наш путник и задает ему тот же вопрос. Тот улыбается и говорит: «Я строю Храм». Это как раз про самореализацию».

Так что самореализация не требует непременного карьерного роста: построение карьеры считают мотивирующим фактором всего 38% россиян.

«Скоро 20 лет, как я работаю учителем, - рассказывает Сергей. - Мне не раз предлагали стать завучем, а там - кто знает - может, дорос бы и до директора. Но я терпеть не могу административную работу. Мое дело учить. С детьми невозможно работать на голом профессионализме, они не дают тебе застыть на месте, постоянно заставляют искать, пробовать. С каждым новым классом я открываю в себе что-то новое».

Учиться новому, лучше узнавать себя, расширять свои возможности, осознавать свое мастерство и вместе с тем чувствовать, что еще есть куда расти, - в общем-то, это значит жить полной жизнью.

Мы нуждаемся в признании

Представим, что на работе нас без конца критикуют, а слов одобрения мы вообще не слышим. Если наш труд, наши усилия, иногда очень серьезные, не оценены, у нас попросту опускаются руки. С другой стороны, несколько одобрительных слов в самый напряженный момент работы, когда силы уже на исходе, могут волшебным образом окрылить нас и зарядить новой энергией.

Почему нам важно, чтобы нас признавали? «В самом общем смысле признание удовлетворяет наше глубокое, всем знакомое желание почувствовать собственную важность для окружающих, - говорит психоаналитик Элен Веккьяли. - Оно подтверждает, что мы - полноправные члены группы, часть целого, более того, без общественного признания невозможно самоуважение».

Однако с самоуважением не все так просто. «Признание сработает на самоуважение, когда ты сам знаешь, что его заслужил, - предупреждает Наталья Тумашкова. - Если же оно незаслуженно, то эффект может быть обратным. И наконец, если ты сам себя не ценишь, то похвала, особенно начальственная, может стать наркотиком, и нам потребуются все новые и новые дозы».

Мы должны быть озабочены не тем, насколько мы креативны, умелы и умны, а тем, получилась или не получилась у нас работа

Мария Тимофеева считает, что зависимость от похвалы свидетельствует о нашем нарциссизме, этой болезни века.

«Далеко не всегда мы способны опираться на собственную оценку. По идее, мы должны быть озабочены не тем, насколько мы замечательны, креативны, умелы, умны (за этим кроются гордыня и тщеславие), а тем, получилась или не получилась у нас работа. В этом случае мы опираемся на собственную оценку и испытываем радость не от похвалы, а от плодов своего труда».

Зато если оценили не нас, а красоту, полезность, оригинальность или точное соответствие стандартам нашего «произведения», мы всегда сможем опереться на это достижение, чтобы двигаться дальше.

Нам нравится делать общее дело

Рядом с коллегами мы проводим времени не меньше (а иногда и больше), чем с семьей и друзьями. Неудивительно, что хороший коллектив мы считаем подарком судьбы. Мы можем делиться радостями и проблемами, получать необходимую поддержку и помощь. «Коллеги - это наша референтная группа, - говорит Наталья Тумашкова. - И поэтому так важна обратная связь, которую мы от них получаем».

Вовремя встать, доеxать до работы, пообщаться с коллегами - все это поддерживает людей, поскольку дает ощущение постоянства

Работа хороша еще и тем, что позволяет нам чувствовать принадлежность к чему-то большему, чем мы сами: профессии, команде, решению задач государственной важности или исследованиям, которые изменят будущее. Кто-то из нас работает эффективней, если ему есть с кем соревноваться.

«В каком-то смысле эти люди берут энергию от соперника. Нет соперника - и работать неинтересно. Ведь соревноваться со временем труднее, чем с сильным конкурентом», - объясняет Наталья Тумашкова.

В командной работе возникает эффект синергии (когда целое оказывается больше суммы составных частей). Мозговые штурмы, когда мы обмениваемся идеями и вместе придумываем нечто новое, общие победы или поражения, которые мы вместе переживаем, - все это сильные коллективные эмоции, которые дорогого стоят.

Нам важно ощущение постоянства

Ну и наконец, нам просто важно ходить на работу. По крайней мере тем из нас, у кого есть сложности с самодисциплиной.

«Вовремя встать, привести себя в порядок, проделать путь до места работы, пообщаться с коллегами за обедом - все это сильно людей поддерживает, поскольку дает ощущение постоянства, - объясняет Мария Тимофеева. - Необходимость ходить на работу заводит часовой механизм нашей жизни. Когда работаешь дома, на самоорганизацию уходит очень много энергии. А тут все уже сделано за тебя».

Возможно, кто-то подумал, что удаленная работа в недалеком будущем лишит нас этих плюсов? «Как бы ни развивался интернет, общение лицом к лицу, в том числе и с коллегами, незаменимо, - возражает Наталья Тумашкова. - Иначе зачем было придумывать скайп?»

На первый взгляд, да. В Раю Адам и Ева трудятся, хотя это особенный труд, не связанный с негативными переживаниями. «И взял Господь Бог человека, которого создал, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать и хранить его» (Быт. 2, 15). После грехопадения труд становится уже чем-то вроде воспитательного средства: паши в поте лица и, как говорится, почувствуй разницу…

Даром человеку теперь ничего не даётся. Всё, что доставляет телу питание, тепло и уют, добывается напряжённым усилием. С течением времени зарождается культура труда, поэтика труда. Труд из проклятья и тяжкой ноши получает значение положительной ценности, ибо ему человек обязан выживанием.

Указывают на психолого-этическую ценность труда - «труд облагораживает». В условиях, когда у человека нет необходимости трудиться, его скоро затягивают апатия и лень. Пример этического парадокса являет «трудолюбие». Хорошо не просто – трудиться, хорошо и правильно – любить труд. Вот он, образ человека как нравственного существа, обретающего удовлетворение в самой драме жизни, в самопреодолении.

В философии стоиков и в христианских аскетических практиках труд – это духовное средство. Вместе с молитвой он очищает душу и возвышает к истине, к Богу. «Возлюби труд, - учил преподобный Антоний Великий, - он, в соединении с постом, молитвой и бдением, освободит тебя от всех скверн. Телесный труд доставляет сердцу чистоту; чистота сердца служит причиной того, что душа приносит плод».

Совсем иной образ мы находим в Новое время: труд как способ для человека доказать самодостаточность. В понятия о труде проникает порча, трудовой пафос перерастает в пафос утверждения своего «я», подчинения сил природы. В протестантской морали преуспеяния народы работают в интересах буржуазии, марксистская теория пускает огромные человеческие усилия в постройку идеологического колосса. Хорошо ли для христианина в данных условиях – много работать? Результаты работы отчуждены, падают в копилку отнюдь не богоугодного свойства. Прообраз этого уже был в истории: строительство Вавилонской башни.

Правильно ли много работать сегодня, во времена, когда мы уже не изобретаем perpetuum mobile и не возводим корчагинского светлого завтра? Работа – новое "наше всё", принцип наиболее простой и удобной организации во времени и пространстве. Удобной, но для кого и зачем?

Ежедневно, в течение длительного времени в моем дворе бабушка прогуливалась с внучкой. Ребеночек был совсем ещё крохой. Мама, знакомая мне молодая особа, появлялась редко. "Работает, нагрузка большая", – поясняла бабуля и как бы сочувственно вздыхала. За этим следовали сетования на дороговизну жизни, рассказы о хорошем месте бухгалтера в фирме и способностях дочери, из-за которых её ценит начальство.

С течением времени, пока малышка вставала на ноги и училась произносить фразы, в окнах квартиры засверкал пластик, а из мебельного фургона грузчики вынули и подняли наверх кухонный гарнитур и бытовую технику. Бабушка переменилась. На прогулках она выглядела экспертом, говорила чинно и в нос, как бы поневоле снисходя к коллегам по выгулочному цеху.

– Что-то тебя не видно, – бросил я однажды пробегающей мимо бухгалтерше, – прелестная у тебя дочка растет.

– Да, – отвечала она, – работы невпроворот, сижу вечерами.

– А чего делаешь? Коммунизм строишь? – подтрунил я.

– Нет, – рассмеялась она, не проникая впрочем в иронию, – Сейчас годовой отчет, а перед этим налоговая. В общем, голова идет кругом…

Эта сценка не идёт из моей памяти, когда я слышу о проблемах работы и заработка. В том числе и из уст людей православных. Моя мать, вероятно, перечеркнула себе жизнь, отказавшись идти на повышение и оставшись на скромной должности детсадовского воспитателя с 90 рублями. Зато на полдня…

Последнее – возможность проводить время дома – было аргументом и очень весомым. Подумать только, в наши дни это может вызвать ужас: половину времени в доме! Общение с детьми, уроки, домашние дела, уборка, готовка, посуда... Основное преимущество работы как раз в том, чтобы не приходилось думать ни о чём больше. Я на работе и – баста! Я делаю то же, что делают все остальные.

Думаете, отчего нам так сложно дается рождение детей? Откуда потом все проблемы со школой? А почему даже в морозный январь старые лыжи остаются задвинуты на глубину антресолей? И приходская жизнь отчего замирает с воскресным отпустом? Правильно. Все потому, что все упомянутые вещи крайне вредны и противопоказаны:

а) для работы;

б) для отдыха после нее.

Я не собираюсь преуменьшать ценность общественного труда и рисовать пасторали. Прекрасен порыв учёного и конструктора, исполнены благородства служения врача и учителя. Сам автор данных строк наверняка не сделал бы многого без профессионального увлечения, так что свеча в одиноком окне, бывает, не гаснет до утра. Однако, "работа" как феномен общественного сознания, как социологический маркер – это нечто особенное. Преимущественная самоидентификация по полу, профессии и служебному положению неоднократно отмечалась социологами. "Работа" есть центр и скрепа; место, через которое, как через символическую пуповину, современный человек прикрепляется к жизни, воспринимает действительность, обменивается с нею энергиями. "Работа" теснит дом, родных и друзей из числа жизненных приоритетов. От "работы" как от базовой категории современный человек исчисляет жизненные пропорции; вне отнесения себя к конкретной вакансии-должности он ощущает себя пораженным, дезориентированным, стоящим как бы вне существующего миропорядка.

На практике смещение акцентов выглядит так, что семья из провинции в поисках работы готова уехать в столицу, в перспективу, исполненную рисков, но не решает вопрос занятости на своей малой родине тем или иным способом, опираясь на обжитое место и налаженные связи. Нередки примеры, когда в семьях, не испытывающих материальных затруднений, женщина отправляется на работу, оправдывая это теми или другими причинами. Хотя настоящая причина проста: без работы не знаешь, что делать… У себя в доме, на своей территории наш современник оказывается неспособен как следует развернуться душой, ощутить себя в роли ответственного лица, творца и хозяина. Домашнюю роль не поставишь в один ряд со служебной. В доме я кто? Кухарка и поломойка? Забиватель гвоздей и сантехник? А там я – начальник отдела! Сравнения, как говорится, излишни…

Чем же чревато подобное положение и почему нельзя удовлетвориться тем, каким образом в настоящий момент решаются вопросы о заработке и занятости?

Первое неприемлемое – это, конечно, "самоидентификация через работу". Печально видеть, когда мирская табель о рангах переносится и на церковную реальность. Волей-неволей мы привыкаем к тому, что человек, приезжающий к храму на дорогой автомашине, считается более благополучным и состоявшимся, нежели многие. Волей-неволей в компании собратьев мы опускаем разговоры о вере и предпочитаем мирские темы, в которых важнейшую роль играют работа и приобретения.

Второе , что должно настораживать, касается роли "работы" как универсального заменителя остальных типов активности – активности церковной, духовно-аскетической, познавательной (интересует лишь то, что относится к специальным профессиональным типам знаний), педагогической (нет желания заниматься воспитанием и вообще уделять время детям), домостроительной, общенческой, мастеровой, помогающей (не хочется овладевать навыками, принимать участие в типах деятельности и поручениях вне рабочего «функционала»). Редко, когда человек думает о служении и деле жизни. Почувствовав вкус к карьере, православные, увы, перестали искать особых путей, а стали просто «ходить на работу», довольствуясь общим ощущением занятости и материальных возможностей.

Для Церкви было бы странно возражать против стремления к большему благополучию. В каждом примере замучишься объяснять: чем вредна для души замена изношенных "Жигулей" на новенькую иномарку. Пожалуй, в смене "Жигулей" нет ничего предосудительного, когда перед нами стоит четкое представление о христианской жизни, а жизнь в семье, церковной общине наполнена, развернута в разнообразных активности и взаимосвязях. Не возникает двух мнений, что считать главным, а что вспомогательным, второстепенным. Но поскольку образ христианской жизни размыт, а давление мира нарастает, стремление к заработку и приобретениям означает секуляризацию и откат к массовому мировосприятию.

Сумеем ли мы выйти из замкнутого круга заработка-потребления, придать слову «труд» внеэкономический смысл? Сумеет ли православная община отстоять собственное видение жизни, сохранить необщее выражение лица? Бесплодный сизифов труд по общему стереотипу, ради статусности, развлечения или утоления подступающего потребительского стресса вряд ли отвечает христианским принципам. Много трудиться для христианина – хорошо, но пусть труд этот будет многообразен. Ведь трудиться необходимо не только на рабочем месте, но и в семье, на приходе, в дружеских отношениях. Да и работа над собой – также труд и немалый.

Около месяца назад депутаты Законодательного собрания Санкт-Петербурга всерьёз говорили о наказании безработных, буквально недавно с похожей, но всё же отличающейся идейно инициативой выступил Роструд. Мы категорически с подобными мерами не согласны, поэтому решили отыскать несколько ребят, отказывающихся от работы в классическом понимании, и расспросили их обо всём самом важном.

Павел Ильин

Мне 27 лет. Не работаю я почти всю жизнь. У меня было две вспышки, когда я вдруг устраивался на постоянную работу. Это было в 2006-м, когда я только приехал в Москву и у меня ещё отсутствовало понимание, какими активностями хочется заниматься. И ещё одна в 2013-м.

Я думаю, эта убеждённость была со мной всегда и с годами лишь нарастала и утверждалась в моём сознании. Работа делает из тебя философского зомби! Ты обмениваешь самое дорогое, что у тебя есть, на очень незначительное количество денег. Но при этом у тебя нет жизни. Всё, что остаётся, - это неврозы, психозы и пара выходных, в которые хочется только спать или погрузиться в какую-нибудь большую историю - почитать лёгкие книжки, посмотреть простые фильмы и поиграть в игры на низком уровне сложности. Даже если ты зарабатываешь много денег и у тебя высокая должность, у тебя ещё меньше жизни - чем больше с тобой делятся, тем больше на тебя вешают.

Очень важно ещё и то, что, когда ты работаешь, нет времени и когнитивных ресурсов на поиск себя, а это самый тяжёлый труд (да, давайте различать термины «работа» и «труд» в нашем дискурсе). Разумеется, есть вероятность, что рынок труда может совпасть с твоими увлечениями и пристрастиями, но вероятность реализации подобного сценария настолько мала, что лучше сразу идти по хардкору!

Нужно осмысленно что-то делать, а не работать. Безусловно, любое разумное создание, в моей системе ценностей, по крайней мере, имеет естественное право на свободу от работы, потому что современная система распределения благ в обществе (любом, где-то просто больше перекосы, где-то меньше) ничем не отличается от рабовладельческого строя, только теперь мы в экономическом рабстве, и степень этого рабства напрямую коррелирует с балансом твоего банковского счёта. Зря мы, что ли, столько людей положили, чтобы упразднить институт рабства?

Государство должно, именно ДОЛЖНО (так как оно для людей, а не наоборот) предоставлять то, что называется в развитом мире basic income (базовый доход), который покрывал бы хотя бы минимальные потребности. Во многих странах это уже реализовано по факту, правда, всё ещё стыдливо называется пособием по безработице.

Если все последуют моему примеру, будет прекрасно, люди будут счастливы, культура станет намного более диверсифицированной, мы увидим огромное количество разных классных проектов в совершенно неожиданных местах. Разумеется, это создаст острую нехватку кадров в традиционных экономических сферах, что хорошо со всех сторон. С одной стороны, если нам эти отрасли действительно нужны, то их можно будет легко автоматизировать, а если это просто имитация деятельности, то к чёрту эти пустышки.

Государство должно предоставлять то, что называется в развитом мире basic income, который покрывал бы
минимальные потребности.

Разумеется, мне не нравится постоянная ограниченность в ресурсах. Постоянно нужно думать, в каком магазине что дешевле, причём всё - от пельменей до барабанных палочек. Есть ещё сложность с мотивацией, нужно уметь себя сподвигать на действия, но если ты нашёл дело, за которое готов убивать, то такой проблемы нет. Зато плюсы очевидны: ты свободен и самостоятелен. Ты главный, это чувство нельзя променять ни на какие деньги или статусы.

Деньги приходят из разовых заказов, из стипендии, бывает, папа что-то присылает. С жильём вопрос решился на три года вперёд в рамках моей основной сферы деятельности. Если посмотреть на последний месяц, то мои основные расходы - это еда, аренда репетиционной базы и путешествия. За оплачиваемую работу, конечно, берусь, но она должна либо быть в сфере моих интересов и направлений развития, либо быть идеологически правильной, либо быть радикально тупой. Но отправиться в офис меня может заставить только угроза жизни: моя или кого-то мне близкого.

Не работать - не то же самое, что сидеть дома на диване и потреблять медиакультуру без фильтров. Не работать лично для меня значит заниматься различными вещами, от которых меня прёт. У меня есть три функциональных сферы активности. Это музыка, а именно игра на барабанах и написание стихов на английском, чем я занимаюсь в группе NaPast . Это разные интернет-проекты, разработка и администрирование сайтов. И это аспирантура, в которой я занимаюсь теоретической культурологией и пытаюсь найти выход из постмодерна.

Обычный мой день начинается в пять-шесть утра, первые пару часов я отвожу на подготовку организма к бою: душ, завтрак, новости, переписка. Примерно с 11:00 до 14:00 - 15:00 наступает время решения когнитивно сложных задач, обычно пишу куски к диссертации или делаю что-то сложное на своих сайтах. Между 15:00 и 18:00 обязательная практика на барабанах (точнее, на ближайших стульях и креслах). Дальше идут либо какие-то социальные дела вроде репетиции или встречи с друзьями. Но это идеальный день, и не каждый он такой получается.

У меня есть различные фазы эффективной функциональной активности, в рамках которой я занимаюсь тем, чем сейчас могу заниматься осмысленно и с отдачей. Вместо отпуска я устраиваю себе скорее просто смену обстановки с сохранением активности, но, разумеется, с её модификацией и адаптацией под новые условия.

Путешествия - это моя страсть, каждые полгода стараюсь куда-то ездить. Например, Новый год встречал в Германии и Нидерландах, а буквально сегодня утром вернулся из Белоруссии. В основном мои близкие относятся к моему образу жизни положительно, но именно потому, что я не работаю активно. Если бы я просто сидел на диване, уставившись в телевизор, думаю, отношение было бы резко негативное. Сколько себя помню, столько и не испытывал желания работать в классическом понимании, а вот примеров для подражания не могу припомнить. Уверен, что и культура, и жизнь снабжали меня подобными примерами, но они скорее укрепляли убеждённость, нежели как-то переворачивали картину мира.

Люба Макаревская

Я не работаю и не числюсь нигде уже почти 15 лет. Мне 29 лет. Я думаю, что, если какая-то часть людей последует моему примеру, общество станет только более здоровым и продуктивным. Все всё равно не смогут не работать.

Мой день строится так: я просыпаюсь в три, гуляю со своей собакой, потом смотрю телевизор, гуляю или читаю в зависимости от настроения. Пик моей активности наступает часов в 12 ночи и длится до пяти-шести утра. В это время я, как правило, пишу. Я выбрала такой образ жизни, потому что до семи лет у меня было очень счастливое детство, какое-то прямо набоковское. У меня всегда существовала очень сильная эмоциональная связь с родителями, которые осознанно или нет очень много сделали для моего интеллектуального развития, притом что меня никогда ни к чему не принуждали, но это прекрасное время оборвалось походом в первый класс.

Невыносимая скука и откровенная тупость нашей школы невыразимы словами. Безусловно, я ощущала очень сильный разрыв со своими сверстниками в интеллектуальном плане, и вообще нахождение в школе меня жутко травмировало. В 11 лет я поняла, что по своим взглядам я анархист и, когда мне удастся вырваться из-под гнета школы, я больше никогда нигде не буду числиться. Помню, что даже поклялась себе в этом.

В 14 лет я прочитала Уолта Уитмена. Он очень повлиял на меня. Уитмен, как известно, не работал и бродяжничал. Он стал моим идеалом на долгие годы. В девятом классе меня выгнали из школы, и с тех пор я действительно ни разу нигде не числилась, как и поклялась себе в 11 лет. Сейчас мне 29, и в моей жизни не было такого периода, чтобы я где-то работала официально.

Я всё ещё живу на деньги, которые даёт мне мама. Мои траты самые обычные: еда, косметика и одежда, ничего интересного. Я не очень люблю вечеринки, так как я интроверт. Любимые мои развлечения - книжные магазины, «Макдоналдс» и прогулки с моей собакой.

Я боюсь общества - думаю, оно стремится отнять у меня саму меня и привести любую личность к определённому знаменателю.

Я чувствую потребность в отпуске постоянно, так как и не работая можно устать от жизни в городе. Я бывала за границей, но мне не очень нравится путешествовать, я боюсь летать. Думаю, лучшие путешествия происходят внутри нас самих. Сон - это тоже путешествие. Заставить меня работать мог бы голод или чрезвычайные обстоятельства, я бы пошла работать курьером, скорее всего, ещё я могла бы подрабатывать выгулом собак. Я, как сказал Мишель, очень люблю животных.

Я бы скорее выбрала суицид, чем офис. Смерть, растянутая во времени, или мгновенная - большой разницы нет. Думаю, смерть, растянутая во времени - это как раз работа в офисе. Не стану скрывать, что я ходячая фобия, и моя главная фобия - это наше общество. Думаю, идеальное соотношение безработных и работающих - 50 на 50. Мне кажется, кто-то просто может выполнять регулярную, достаточно монотонную работу, а кто-то нет, и слово «иждивение» - не совсем верное определение.

Друзья и близкие относятся с пониманием, которое периодически чередуется с раздражением, к которому я привыкла. Я, в принципе, ко всему привыкла и ко всему отношусь философски. Я думаю о самореализации и поэтому пишу - стихи и другие тексты. Я чувствую себя реализованной и счастливой, когда мне пишется, просто это не приносит денег, но я научилась не расстраиваться из-за этого. Когда мне не пишется, это и есть отдых. Правда, мне грустно в это время. Мои идеалы среди безработных - Уолт Уитмен и главный герой фильма «Большой Лебовски».

Я боюсь общества - думаю, оно стремится отнять у меня саму меня и привести любую личность к определённому знаменателю. Я против этого и думаю, что работа частично является инструментом в этом деле. Мне кажется, где-то числиться - значит идти на компромисс. Мне вообще периодически хочется сжечь свой паспорт, но без него нынче не купишь алкоголь, так что теперь он стал нужной вещью. Я не чувствую себя безработной, в конце концов, быть живой - это тоже работа, иногда крайне утомительная.

Марк Лукьянов

Мне 24 года. Я не могу сказать, что я не работаю. Я очень много работаю. Просто об этом не пишут в моей трудовой книжке. Ну, однажды я и смены не закончил в одной пекарне - понял, что трачу слишком много времени. Укусил несколько пирожных на складе и ушёл заниматься музыкой. Навсегда.

Почему я не работаю? Примерно таким же вопросом можно задаться и по отношению ко всем остальным. Конечно, работать в широком смысле нужно - это даже не обсуждается. Но о том, на что тратить время, можно было бы поспорить - все люди разные. И да, мы должны почаще иметь право на подобный выбор, иметь работу в классическом понимании или нет. Уверен, в каждой стране это должно быть устроено по-своему. При этом мне кажется странным, что в некоторых государствах есть пособия по безработице, но мне это нравится.

Если все последуют примеру безработных, будет примерно то же, что и всегда случается, когда слишком много людей хотят одного и того же. Я думаю, что некоторым людям просто нельзя попадать в такую сферу.

За моё жилье платят спонсоры. Моя подруга - модель. недавно вернулась из Парижа с Недели моды и привезла оттуда очень много денег. Последние два месяца мы тратим эти деньги: желе, бусы, кино, женские кожаные туфли-гробики и кольцо в нос.

Я бы с удовольствием поехал собирать сицилийские апельсины волонтёром. На два месяца, загореть. Только об этом сейчас и думаю. Только этим и занимаюсь. Думаю, у меня нет такого отпуска, как у работающих на официальных должностях. Я не чувствую в этом необходимости и, к сожалению, мало путешествую. Но это ненадолго. Мои близкие друзья тоже не работают. У меня были реальные примеры работающих на официальных работах, которые вдохновили меня отказаться от этой затеи.

Алиса Таёжная

Мне 28 лет, и я имею счастливую возможность заниматься только любимым делом. Мои родители - working class heroes и настоящие селф-мейд-герои, трудоголики самого простого происхождения, которые положили всю молодость на то, чтобы выжить и закрепиться в Москве. Я благодарна им за их силу и стойкость, за упрямство в том, чтобы научить меня читать в три года и дать мне лучшее образование. Недавно я общалась с ними о своём пути: им трудно представить, что я живу без трудовой книжки, но какой-то частью своего существа я уверена: они понимают, что работа в России - это фикция, которая может оборваться не по твоей вине в любой момент. «Тебе повезло, что ты занимаешься тем, что любишь - у нас такой роскоши не было», - сказали они мне при нашей последней встрече. Моральная поддержка родителей и тот факт, что у меня всегда есть угол, куда вернуться, если я споткнусь, предохраняет меня от необязательной и часто пустой работы, которой приходится заниматься многим моим друзьям не из Москвы, чтобы остаться здесь. Плюс я всегда могу рассчитывать на мужа, который занимается любимым делом и как технический специалист уникального профиля получает зарплату в разы больше, чем я, гуманитарий. Но и он может всегда рассчитывать на меня. То есть если что-то случится с моими близкими и понадобятся деньги, я моментально выйду на работу и буду мотивирована на стабильный план.

У меня в жизни было две любимых постоянных работы, но на обеих я выгорала: не умела найти баланс между работой и свободным временем и неправильно относилась к ответственности и обязанностям. Сейчас такой ошибки я бы уже не совершила, но со своей стороны могу сказать, что люди расцветают от свободы. Все коллеги, которым дают воздух, готовы сделать на энтузиазме куда больше, чем требуется. К сожалению, многие прогрессивные и уж тем более отсталые российские системы и слышать не слышали о том, как мотивировать сотрудников, и оперируют страхом. Я слышала много рассказов от создателей тренингов о том, что нет ничего проще, чем надавить на девушку-сейлса, которая снимает квартиру вскладчину с подружкой и приехала из Сибири на покорение Москвы. Они настолько испуганы и хотят перемен, что готовы жрать говно тоннами. Я категорически не принимаю натаскивание людей, выдрючивание из них покорного стада, превосходство, которое часто встречаю у начальников по отношению к своим подчинённым. Проекты, рождённые по любви и с любимыми людьми, дольше живут и лучше пахнут.

По сути, я постоянно работаю, но мой труд прекарный (редактор исправил автоматом на прекрасный) - то есть вроде бы имеет отношение к интеллектуальной сфере, но оплачивается в месяц не больше, чем труд водителя троллейбуса. Я знаю музейных работников, которые получают меньше, чем кассиры, не говоря уже о программистах, риелторах и сейлсах, в работе которых даже не нужно специальное образование и научная степень, а достаточно широкого диапазона soft skills. О прекарном труде в искусстве и культуре сказано очень много, и это, по сути, настоящая эксплуатация: деньги налом, работа по дружбе, опаздывающие на полгода гонорары, бесконечный вклад в проекты, которые могут не утвердить, постоянный пересмотр условий. У меня нет страховки и не будет детского пособия. По-хорошему, я работаю на соковыжималке в городе, где выделяются миллиарды на реконструкции театров и музеев. Все люди вокруг искусства и кино, если не занимаются *********, живут по нормкору всю свою жизнь и планируют отпуск в Петербурге.

Я уважаю такой выбор, в нём много смелости, но эта система - по сути, плантация наших дней, только на территории интеллектуального труда. Я ненавижу формулировки «ищем молодого с горящими глазами», потому что понятно, что таких молодых обычно на *** вертели. С другой стороны, те молодые, с кем я работала, действительно хотят, преодолевают и учатся, несмотря на снобизм старших коллег и рутинную работу. Через это тоже надо пройти. Награда - делать вещи, в которые ты веришь. Если провести неделю среди тех, кому по фигу и кто заботится только о том, чтобы зарплатка капала на карточку вовремя, сразу понимаешь цену жизни без скепсиса и этого гнилого прагматизма. Большинство философов считали творческий труд вершиной для развития человека, большинство людей не делают ни одного шага в сторону того, чтобы выражать себя через работу. Поэтому существует так много «проектов» ради проектов, поэтому вещи, которые могут делать трое неравнодушных, часто делают десять незаинтересованных. Но это не только российская проблема, так устроен человек вообще.

Нельзя перерабатывать, нельзя работать в выходные, надо находить время
на спонтанное и прекрасное.

Мне кажется, единственный оправданный способ денежного существования - это честное собственное дело. И я уверена, что к этому приду. Мне очень нравится возможность программировать расписание, планировать стратегию. Сейчас мои основные расходы - это путешествия и развлечения: кино, музеи, концерты. Мне не нужно себе в чём-то отказывать, но с одеждой, едой и косметикой я давно разобралась в списке расходов и научилась жить по средствам. У меня есть суперспособность найти дёшево то, что недавно стоило в четыре раза больше. Самое дорогое, что у меня есть - семья и друзья, это не купить. Зимой я горевала из-за курса валют, но сейчас понимаю, что могу прокатиться по российским городам, в которых никогда не была. А на два отпуска в год накопить можно, если ты не идиот. Плюс я презираю кредитки и никогда не покупаю то, что не могу себе позволить. У меня нет ювелирки, никаких ценностей кроме компьютера, я плюю на технические новинки и продала всё лишнее, что у меня было. Лишнего было много.

Но у меня пока нет детей, так что такие перемены происходят достаточно быстро. Работу и отдых я начала разделять достаточно недавно, и это лучшая моя идея. Нельзя перерабатывать, нельзя работать в выходные, надо находить время на спонтанное и прекрасное. Я никогда не работаю в поездках, зато делаю там много заметок и в принципе активно провожу время. Отпусков на пляже у меня не было никогда. Я убеждена, что главное происходит не за рабочим столом.

Вернусь ли я в офис? С радостью, если будет за что бороться. Сейчас мне в офисе бороться не за что - весь драйв я получаю от текстов, книг, кино, лекций, концертов, занятия пением и языком. Офису мне пока предложить нечего. С командой мечты я работаю в удобном мне режиме и вообще не работаю с мудаками, я не встречаю их, а они не встречают меня. Относительно государства я не склонна снимать с себя ответственность за собственный выбор и по опыту жизни в других странах могу сказать, что многие вещи в России лучше, чем во многих странах мира. Вообще 98% стран живут не так, как Северная Америка и Западная Европа, и надо быть благодарным тем условиям, которые есть сейчас - самым свободным и справедливым за историю человека. Однако это тотально далёкий от идеала расклад. Неправильная профориентация, неумение работать в коллективе, отсутствие логического мышления, склонность к конфликтам - это базовые проблемы российского человека в профессиональной сфере. Они решаются в коллективе, но без портрета Ленина над головой. Надо просто уважать другого человека, как себя, и искать многочисленные решения одной проблемы.

По этой причине тормозится прогресс в России и вообще общественная жизнь. К тому же, жизнь таких людей, как я, в законодательстве никак не регламентирована. Кто я? Безработная? Вольнонаёмная? Работник по договору? Как жить таким, как я, если они хотят большую семью? Как выживать, если ты не из Москвы? С задранными ценами на жильё и еду Москва при всей своей прелести становится невыносимой для творческой жизни вообще. Но я сомневаюсь, что государству интересно этим заниматься.

Было время, когда люди верили, что машини избавят всех от тягостного труда и наступит «век лени». Досуга будет столько, что человек постепенно забудет слова «суета» и «спешка».

В США Джордж Бернард Шоу пророчил: к 2000 г. мы будем работать два часа в день. В Советском Союзе была популярна речь Лаврентия Берии в октябре 1952 года:
«…добиться 5-часового рабочего дня. Если мы этого добьёмся, то это будет великий переворот. В девять работу начал, в 2 часа уже конец, без перерыва. Пообедал, и время свободное…».

Даже в 1980-е гг. многие еще гадали, как распорядиться излишками свободного времени, которые появятся у нас благодаря роботам и компьютерам.
Забавно теперь это читать.
Четырнадцать часов в неделю? Скорее 14 часов в день. Работа поглощает почти все время, которое не поглотит сон. и друзья, секс и сон, выходные и увлечения - все в жизни сместилось на второй план.
Мрачная истина заключается в том, что миллионы людей, работают больше и тяжелее, чем хотелось бы.

Жажда потребления

Как же так произошло? Если всю тяжелую работу удалось автоматизировать и компьютеризировать. Почему многие люди все еще полностью поглощены работой?

Одной из главных причин стали деньги. Неутолимая жажда потребления побуждает нас добывать все больше наличных. Мы пожинаем преимущества развитой экономики не в виде дополнительных часов отдыха, а в виде высоких доходов.

Вместе с тем благодаря новым технологиям работа проникает во все уголки нашей жизни. В век мгновенного распространения информации нигде не спрячешься от электронных посланий, факсов и звонков. Теперь уже можно входить в корпорационную сеть из дома, подключаться к Интернету с борта самолета, говорить по мобильному с боссом, прохлаждаясь на пляже, - а значит, теоретически человек остается на дежурстве круглосуточно. На собственном опыте я убедился, что работа на дому превращается в работу днем и ночью.
Теперь стало нормой отвечать на звонки и письма 24 часа в сутки семь дней в неделю.
Такая потогонная система вредна и для здоровья, и для экономики. Исследование, проведенное в 2002 г. японским университетом Кюсю обнаружило, что люди, работающие 60 часов в неделю, подвергаются вдвое более высокому риску инфаркта, чем работающие 40 часов. Для тех, кто дважды и чаще в неделю спит менее пяти часов за ночь, риск утраивается.

С определенного момента дополнительные часы работы перестают окупаться. Здравый смысл подсказывает то же: усталость, стресс, нездоровье и недовольство жизнью снижают продуктивность.Кто работает меньше, тот работает лучше.

Жить осознанно = лучше работать

Тем не менее за спорами о сверхурочных и продуктивности не стоит забывать о главном: для чего мы живем? Большинство людей ценит свою работу. От нее можно получить удовольствие, ею можно гордиться. Пошевелить мозгами, поразмять мышцы, пообщаться с людьми - все эти возможности плюс социальный статус дает нам работа. Однако зачем посвящать ей всю свою жизнь? Слишком много важных дел помимо работы требуют от нас немало времени, например родные, друзья, хобби и отдых.
Если работа будет поглощать столько времени, на все остальное часов и минут уже не хватит, и самые простые дела - отвезти детей в школу, поужинать, поболтать с друзьями - превратятся в гонку. Лучший способ замедлиться - сократить количество работы. Именно этого жаждут миллионы людей во всем мире.

В развитых странах рекрутеры все чаще сообщают о том, что молодые соискатели задают вопросы, которые лет 10– 15 назад показались бы немыслимыми: «Смогу ли я уходить с работы пораньше? Можно ли вместо премии увеличить отпуск? Буду ли я вправе сам распределять рабочие часы?» Почти на каждом собеседовании звучит одна и та же мысль: люди хотят работать, но они также хотят жить. Особенно пристальны к соотношению работы и досуга женщины.

Дженис Тернер, журналистка из Guardian, отметила, что «медленный» путь для современной женщины и радостен, и печален:

«Представьте, каково это было: целое поколение женщин , и главной задачей считалось наполнить каждый час полезной деятельностью, и вдруг они осознают, что счастье не в том, чтобы оказаться самой быстрой и самой деловой. Жестокая ирония: удовлетворение нам приносит не быстрота, а неспешность, мы получаем удовольствие, читая сказку на ночь, а не пролистывая страницы телефонного справочника».

Что удивительно, что в странах где удалось уменьшить количество рабочих часов уровень достатка не уменьшился.
В качестве показательного примера поэтапного перехода на короткие рабочие недели часто приводят Голландию. Ныне голландцы работают меньше часов, чем жители других развитых стран. Стандартная рабочая неделя не превышает 38 часов, половина населения в 2002 г. работала 36 часов в неделю. На сегодняшний день треть голландцев работает на полставки. Начало этим изменениям положило принятое в 1990-е гг. законодательство, предоставившее голландцам право договариваться с работодателями и работать меньше за меньшую плату. От такого вмешательства государства в жизнь трудового рынка у ортодоксальных экономистов волосы становятся дыбом - но ведь получилось. Голландцы могут похвастаться и достатком, и завидным качеством жизни.

По сравнению с другими странами, они тратят меньше времени на дорогу, закупки и отдых перед телевизором и больше времени общаются, учатся, возятся с детьми, занимаются спортом и разными хобби.
А что вы думаете о коротком рабочем дне?
По материалам книги «Без суеты: Как перестать спешить и начать жить» Карл Оноре